Жили-были в городе нашем два добрых молодца, и обоих Валериями величали. Один, что постарше, благородными сединами убелён, глубокой мудростью и почётом отмечен. Тёзка его, хоть и широк в плечах, но, видно, в пору ещё не вошёл – признания народного, чтобы молва о добродетели его растекалась по всем городским закоулкам, пока не добился. Бывало,шибко кручинился, на старшего-то глядючи, почёту его завидовал, заслугам трудовым, да и внешнему и внутреннему спокойствию ветерана. Но и не сидел сложа руки, к добрым делам стремился так, что только шум стоял. Благо, что в карманах его накладных деньжата какие-никакие водились. Достанет так-то вот широкой ручищей, которой впору быка-трёхлетка с ног сшибать, пряничек печатный из кармана и старушке какой беззубенькой даст. Та и рада-радёшенька: ну и что, что пряничек зачерствел от долгого ношения – от души ведь даден! Но слава его добродетельная всё не торопилась растекаться по городу. Он, младшенький-то, грешным делом, про себя и костерил её словами похабными, но ей, славе-то добродетельной, всё нипочём – ну, как присохла, окаянная! А старший Валерий ходит себе, значит, по городу с улыбкой добродушной вокруг поглядывает. А чего ему не улыбаться, славе чужой не завидует, поработал на благо города – дай Бог каждому. Вот и похаживает, молодых лоботрясов, под стать тёзке своему младшенькому, учит по-доброму уму-разуму. А младший – Валерий, хоть здоровый и бодрый, с виду и силушкой не обиженный, пуще прежнего кручинится гордыней снедаемый. И не выдержал однажды, подошёл к ветерану и молвит:
– А скажи-ка, почтеннейший, как добиться авторитету мне и прочих почестей, чтобы народ дивился моею добродетелью?
На это старший ему ответствовал:
– Не простое дело замыслил, детинушка… А скажу я тебе вот чего: чтоб добиться всего тобой желаемого, надо кой-что иметь в чердаке, – и постучал себя мягенько по лбу перстом указующим.
– В чердаке? – переспросил детинушка, не веря ещё в свою удачу, и уточнил на всякий случай: – А что иметь-то?
– А вот это ты уж сам домысли, – ответил старший и пошёл себе неспешно в сторону городской управы.
Призадумался младшенький и также пальцем себя легонько постучал по тому же самому месту, и с криком «Эврика!» помчался к своему дому, схватил там приставную лестницу и полез прямёхонько на чердак, предвкушая близкую разгадку тайны Валерия старшего. С чердака пахнуло на него голубиным помётом, старой сгнившей овчиной и Бог весть чем ещё. Вспорхнувший откуда-то из темноты сизарь со страху пребольно клюнул любопытствующего прямо в темечко, обделав его жидкой неожиданностью. Ойкнув, младшой с прищуром стал разглядывать содержимое чердачного помещения, но ничего интересного, а тем более умного, на его взгляд, что сулило бы разгадку вожделенной тайны, там не обнаружил. В углу, в мешке, пылились старые школьные учебники и ученические тетради, на стене, прямо под голубиным гнездом, висели рыболовные снасти… Потом он разглядел ещё горшки какие-то, банки и даже старый бабушкин чугунок, в котором она когда-то парила репу. Он взял чугунок, постучал по нему и приложил к уху. Чугунок приглушённо прогудел ему: «У-у-у…». Нет, в чердаке ничего не было. «Ладно, – подумал Валера,- подожду маленько… Авось всё и образуется». Но ни на следующий день, ни через неделю, ни через две – ничего так и не образовалось. Теперь он через каждые два часа поднимался по шаткой лестнице на чердак, вновь его осматривал, и, чертыхаясь, спускался вниз. «И вообще, причём здесь чердак?» – раздражённо думал он. Так и не найдя ответа, решил позвонить старшему тёзке, чтобы упрекнуть его в обмане. Но старший настаивал на своём, утверждая, что всё дело как раз в чердаке, и для успеха, для почёта и прочего благополучия там надо чего-то иметь, и не говорил – чего?
Погодив ещё чуток, Валера-младший решил на всякий случай выкинуть всё с чердака и сделать там ремонт. Решено – это, считай, что почти уже сделано. Через пару дней чердак блестел свеженатёртым паркетом, красовался модными обоями. А на двери его, для форсу, весело дринькал медный колокольчик. Всё получилось просто превосходно. Но с почётом, с авторитетом и с прочими так желаемыми Валерой-младшим атрибутами всё оставалось по-прежнему – они отсутствовали. Парень рассердился ненашутку, и ничего не придумал лучшего, как бегать в управу и наговаривать тамошним депутатам всякие гадости про старшего своего тёзку, что, мол, никакой он и не авторитетный вовсе, и не так-то уж и много сделал для города…
– А чего хочешь-то? – подозрительно спрашивали его дотошные депутаты.
– А вы его не уважайте! – отвечал он им.
– Как это? – не поняли они. – Все уважают, а мы, значит, не будем?.. Ты понимаешь, что говоришь?
– Я-то понимаю, а вот вы, видно, не понимаете, – обиделся Валера. – Он утверждает, что всё дело в чердаке, а в нём на самом деле ничего и нет…
– В котором чердаке ничего нет? – допытывались депутаты.
– Да, в моём же!
– В твоём? Ничего нет? Тогда прими наше сочувствие…
– Не нужно мне ваше сочувствие! – выпалил, теряя терпение, Валера-младший. – Лучше сделайте так, чтобы там было!
– Нет, нам это не по силам… – услышал он в ответ.
Тогда Валера пошёл домой, и уже на следующий день забил чердак стеллажами с дорогущими книгами. «Может это повлияет… Ну, чтобы было…», – подумал он в очередной раз. Но этого… всё не было и не было. Чем он только не забивал тесное пространство, а в чердаке всегда чего-то не хватало… И самое обидное, что сам Валера-младший так и не смог понять – чего? Но все, кого он спрашивал, словно сговорившись, утверждали: «Всё дело – в чердаке!» Вот ведь оно как…
Вадим СКВОРЦОВ
Иллюстрация Надежды Полетаевой.