31.05.2013
Уже и Дубенского досрочно сняли с воеводства за малую прибыль с Красного Яру, думают в Москве и вовсе свести Красноярский острог, поминают его, Якова, недобрым словом, как зачинщика становления того острога. Припомнят ему и грабежи Воейкова на Ангаре, и разорение братских улусов, и малолетних аманатов братских, а главное, что похвалялся серебро найти, а принес казне лишь одни убытки. Не простит того государь.
17 февраля, на второй день великого поста, в самую пургу и снеговерть ушел Яков Игнатьевич из Нимского зимовья в лес, будто по какой-то надобности. Ушел, и не вернулся. Больше Хрипунова никто не видел.
К слову сказать, тунгус Чекол говорил правду о серебряной горе во владениях князцов Окуня и Келти. Уже в советское время в самых верховьях Оки – притока Ангары геологи нашли месторождение серебряной руды. Из-за удаленности, малых запасов и непромышленного содержания в нем серебра разработку месторождения посчитали нерентабельной.
Война, развязанная красноярцами, а вслед за ними и Хрипуновым, лишила русских доверия братских людей, закрыла всякую возможность продвижения вверх по Ангаре для поиска новых земель. С таким положением ни Енисейская и Томская администрации, ни Сибирский приказ мириться не могли. Необходимо было в кратчайшие сроки наладить отношения с братскими князцами.
Енисейский воевода, князь Семен Иванович Шаховской, сообщил томскому воеводе, что 14 марта 1630 года он направил к братским князцам Братаю, Баяракану и Кодогуню десятника Вихоря Савина с Сидором Аникеевым. Оба они ходили с Петром Бекетовым в бурятскую землю в 1628 году, знали этих князцов. Им было велено: «… пришед в Братскую землю, сказать братским князцам … государево царево и великого князя Михаила Федоровича всея Руси жалованное слово» (государево жалованное слово – своего рода декларация от имени государя, – волеизъявление государя по какому-либо вопросу). Они должны были известить князцов, что по указу государя взятые у них пленные устроены на аманатном дворе «и государево им жалованное питье и корм дают довольно». Если братские люди впредь государю будут послушны, будут платить ясак «во все года безпеременно», то полк Хрипунова и красноярские казаки никогда больше не приедут в Братскую землю с войной, енисейские казаки будут оберегать их от набегов иноземцев и вернут пленных.
Чтобы братские люди поверили Вихорю, воевода послал с ним пленных, взятых полком Хрипунова – сына князца Кодогуня – Бугулдайку и Уенку – жёнку Букуева улуса. Посланцы должны были предложить братским людям отправить своих доверенных лиц в Енисейск, чтобы убедиться, что пленные живы и устроены на аманатном дворе. Воевода гарантировал им возвращение вместе с пленными в свои земли.
Через три недели, – 8 апреля 1630 года Вихорь Савин и Сидор Аникеев добрались до Кошевого Яра. Он находился от Шаманского порога выше по Ангаре на левой стороне, не доходя одного дня до речки Геи, позднее названной Вихоревой. На Кошевом Яру зимовали люди полка Якова Хрипунова из разных городов Сибири. Главным среди них был Максим Перфильев. Оттуда Вихорь Савин и Сидор Аникеев направились в улус князца Кодогуня.
Сказав «государево жалованное слово» и передав пленных, они надеялись на успех. Но случилось непредвиденное: Сидора отпустили, а Вихоря Савина князец Баяракан, которого «на бою красноярские казаки ранили», увез к себе в улусы. Вернувшийся в Енисейск Аникеев рассказал воеводе, что Вихоря братские люди оставили у себя до тех пор, пока им не вернут всех пленных детей, жен и шамана, захваченных Хрипуновым.
Вскоре вернулись в Енисейский острог казаки, ходившие на Лену. Ясачные тунгусы с устья Илима поведали им, что Баяракан убил Вихоря Савина. Хотел убить и Сидора, гонялся за ним, но князец Кодогунь со своими людьми не дали этого сделать, проводив его до государевых ясачных тунгусов. Так трагически закончилась мирная миссия, задуманная администрацией Енисейского острога. Полумеры, предпринятые енисейским воеводой, не удовлетворили бурятских князцов; наоборот – задержание в Енисейском остроге заложников лишь обострило отношения, вызвало стремление бурятских князцов всеми силами противодействовать продвижению русских отрядов. Еще большую напряженность создала гибель Вихоря Савина. Могло ли быть иначе? Ведь он, по существу, был парламентером, а убийство парламентера во все времена считалось тяжким преступлением у любого народа. Русские этого простить не могли.
Весной 1630 года хрипуновский полк со всем имуществом неудавшейся экспедиции под водительством Максима Перфильева сплавился в Енисейск. Перед енисейским воеводой встал вопрос о строительстве острога в среднем течении Ангары, что позволило бы закрепить за Россией открытые земли. Выбор места для нового опорного пункта был не простой задачей, и енисейский воевода князь С.И. Шаховский не раз обсуждал этот вопрос со своими ближайшими помощниками.
В Енисейске разгорелась по этому поводу дискуссия, в которой принял участие и Петр Бекетов. Он предлагал поставить острог на левобережье Ангары возле устья ее притока – Оки. Бекетов бывал там, знал обстановку и, отстаивая свои предложения, пояснял: «… брацкие люди живут на правой стороне Тунгуски, и вверх по Оке реке на левой стороне брацких улусов поблиску нет, и буде брацкие люди не похотят давать острогу ставити и похотят з государевыми людьми битца, будет им за реку домышлятца мешкотно, а государевым людям на заречной стороне будет усторожливо». Нельзя не обратить внимания, что Бекетов ставит вопрос о строительстве острога не просто близ устья Оки, а вполне конкретно, – на левой её стороне, где «брацких улусов поблиску нет».
Однако Перфильев, ревниво относившийся ко всем предложениям Бекетова, с ним не соглашался, скептически заявляя, что он говорит «не рассудя сдешней службы», то есть, довольно грубо намекая на недостаточный опыт молодого сотника. Надо думать, что несогласие Перфильева с мнением Бекетова было вызвано совсем иными причинами, о которых атаман предпочитал помалкивать, поскольку сам был участником происходивших там событий. Обстановка на Оке изменилась. Своеволие и бесчинства красноярских казаков, а вслед за этим и отрядников Хрипунова, среди которых не последнее место занимал и сам Перфильев, вызвали настолько враждебное отношение к русским местного населения, что построить там острог без ожесточенного боя было просто невозможно. Скрывая истинное положение дел, атаман аргументировал свою позицию иными очевидными причинами.
При постройке острога там, где указывает сотник, – заявил Перфильев, – может случиться так, что его защитникам «придется помереть голодной смертью», не дождавшись подмоги. Из-за порогов, – убеждал он енисейского воеводу, – до устья Оки-реки из Енисейска «на кочах не подняться не токмо одним летом, но и в полтора лет». Перфильев настаивал на строительстве острога ниже по течению Ангары, не доходя 40 верст до устья Оки, – перед Шаманским порогом. Окончательного решения перед отправкой отряда, воевода так и не принял, доверившись опыту Перфильева.
3 августа 1630 г. атаман с десятником Семейкой Родюковым и тридцатью служилыми людьми отбыл в Братскую землю. Отряд был обеспечен годовым денежным и хлебным жалованием, всем необходимым для строительства острога. В отписке томскому воеводе Шаховский писал: «… велено Максиму Перфильеву, пришед под брацкие улусы блиско, посмотреть угожее крепкое место, поставить острог, и укрепить гораздо». Удрученный неудачей Вихоревского посольства, воевода возлагал большие надежды по восстановлению добрых отношений с бурятами на Перфильева, как опытного атамана.
Однако, воевода, видимо, так и не понял всей сложности складывающейся ситуации. Он послал с Перфильевым лишь троих пленных «робят». Выполняя указание воеводы, атаман должен был, построив острог, направить к братским князцам ясачных тунгусов, живущих рядом с ними, и пригласить бурятских предводителей к себе в острожек на «государево жалованное слово». Приехавшие могли забрать своих детей, но при выполнении определенных условий. Во-первых, вернуться под государеву руку навеки и платить ясак, «во всем добра хотеть, и государевых служилых людей не побивать». Во-вторых, вместо возвращенных пленных, в остроге должны остаться для гарантии сами князцы или другие лучшие люди улусов. В-третьих, необходимо было отыскать тех, кто убил Вихоря Савина и привести их в острог.
11 сентября отряд Максима Перфильева пришел к тому месту, где зимовал Яков Хрипунов со своими людьми. Оставив там 15 служилых людей с Семейкой Родюковым, а также пушечные и продовольственные запасы и государеву казну, Максим с половиной отряда в легких стругах двинулся дальше в Братскую землю. Доплыв до устья Геи, отправил ясачного тунгуса Халинку к братским людям и велел пригласить их к себе. Князцы Кодогунь с братом Кодогуром и Братай приехали со своими людьми к Максиму, услышали от него «государево жалованное слово».
Пусть читатель сам рассудит, какое впечатление могло произвести на князцов это второй раз провозглашенное государево жалованное слово. Пленников (а их было взято в улусах больше 60-ти человек) Перфильев так и не вернул. Идти к Енисейску в надежде, что их вернут – рисковать собственной свободой. И все же князцы и в этот раз внешне не проявили агрессивности.
«И те братские князцы Кодогунь да брат его Кодогур, – сообщал воеводе Максим Перфильев, – со своими людьми под государеву высокую руку учинилися», сказав при этом Максиму, «де они его, государевы, вековые холопы и ему, государю, служити, и прямити, и ясак с себя платити рады». Они де и прежде царю верно служили, ясак исправно платили, «дурна и задору никому не чинили». Потому были крайне удивлены погромом и разорением, учиненными людьми Хрипунова и красноярскими казаками. Передав в качестве ясака пятнадцать соболей, князцы объяснили, что большего дать не могут, так как промыслом не занимались, – «были в бегах, блюдяся от служилых людей после такого разорения». Но зимой обещали промышлять и весной заплатить ясак сполна. Били челом государю, чтобы он велел отдать им пленных.
Максим потребовал привести к нему государевых преступников – Баяракана и его людей, убивших Вихоря Савина, на что Кодогунь ответил, что тот, боясь служилых людей, снялся со своих мест и откочевал в степь, объяснил, что Вихоря убил, будучи пьяным, брат Баяракана в отместку за то, что красноярские казаки ранили его брата.
После переговоров атаман отдал князцам лишь одного пленного, дочь же Кодогуня и сына Кодогора оставил у себя. Это, считал Перфильев, позволяло ему без страха зимовать в устье Илима и не сомневаться в том, что братские люди будут платить ясак. Спустившись к зимовьям, Перфильев отправил в Енисейск отписку, в которой писал воеводе: «как Бог даст на весну лед вскроетца и он де и Семейко с товарищами поедут в брацкую землю за льдом по первой полой воде для государева ясашного сбору и острог ставить в брацкой земле тотчас не мешкая».
Занятый подготовкой к отъезду в Москву, Бекетов не утратил интереса к ангарским делам, продолжал убеждать воеводу в выгодах своего предложения о месте строительства Братского острога. Признавая сложности преодоления порогов, он, тем не менее, был уверен, что для острога более удобного и надежного места, чоне реки Тунгуски, идучи вверх, в угожем месте и, по скаске сотника стрелецкого Петра Бекетова …». Сам Бекетов в это время уже находился в Москве.