Рудольф Николаевич Додонов. Фото автора.
Это продолжение записок Рудольфа Додонова, исполненных в оригинальной манере, о том, что он видел своими глазами, что реально переживал, работая в «Братскгэсстрое». Правдивость и беспристрастность — вот что особо привлекает в них.
Ценность братской земли была многократно меньше ценности земли на «югах». Потому не манила южные нации в Братск корысть личная. При самом пестром составе приезжих, преобладала голь к деньгам непривычная… Инженеры – испокон веков либералы, как элемент нестойкий, зарабатывали мало. Потому и во сне им не снились ассигнации. Зато их хроническое отсутствие возмещалось шансами на рост квалификации. Но шансы гибли в общагах, где инженеры обесценивались, как облигации. Общежитие – это не просто дом, а разновидность шор и оков, т.е. инкубатор для размножения простаков силами вышесидящих дураков. Кто-то эпитету «дурак» не рад? Но ведь развитие ума требует средств и нелегкого труда. Потому парочек глупости с хитростью так много, что нескончаемым кажется их парад. Не случайно, видимо, с качествами такими был грузинский князь у Толстого в «Хадж – Мурат». Такие князья изобрели свободу – кривую и куцую, превратив долг в контрибуцию. И все-таки после свадьбы можно было встать в очередь на квартиру. Но длителен путь из общаги. И ненадежен, как в дождь через овраги. Надо также сказать, что в Братске не стремились ущемлять утех народа. Из мелких утех здесь продавали спирт питьевой. А для гурманов – сухое вино и шоколад развесной… Братск — это остров Буян мерзлотной зоны земной коры, большей чем океан, в которой скрыты почти все сибирские природные дары. Братск – это город на крайнем юге зоны этой, а по научному – криолитосферы. Качественно другие способы строительства вынуждены применять здесь инженеры. Братск существовал в морозном коконе давно, и из-под спуда никогда не выбрался бы он без чуда. Но лишь при предельном напряжении сил народа, или невероятном стечении обстоятельств, возможны чудеса значительного рода. Рассуждая так, я исхожу из гипотезы, что цивилизация – это эксперимент человечества над собой. Кончается один «втык», начинается другой. А кто и где сделал решающий «втык», знает лишь Бог – старик, да жители Земли, приверженцы мудрости и чести, лет через двести. По моей гипотезе, решающими для истории России 20 века были два «втыка», закончившиеся чудесами. Оба «втыка» были одного и того же порядка – на новую почву умов пересадка. Насколько она хороша, говорят и опыт Петра I, и опыт США. Они таковы: «Втык» №1: Перенос столицы в Москву из Питера. «Втык» №2: Бешеный удар Европы по России по приказу Гитлера. Одновременно с Великой войной, начатой чтобы выбросить Россию из Европы, и покончить с высоким её местом в мире, началось чудо — реальное открытие Сибири. Сибири, скованной, как после наркоза, действием полугодового жгучего мороза. Значит не вредно ответить на вопрос: а что же такое сибирский мороз? Жизнь в краю долгих морозов, скажут народные массы из одесситов, хуже жизни без моря и рыбных привозов, хуже мести бандитов. Не случайно Бендер Остап плел свои комбинации и не жалел усилий, чтобы иметь возможность обосноваться в Бразилии. Судя по действию на расчетливых европейцев, мороз – это невыносимый катаклизм, ведь от него чахнет и дохнет теплолюбивый капитализм. Но русским другой земли не дано. Мороз, прыгающий на живое со скоростью до 30 градусов за сутки – это уже не шутки. Если бы англосаксы работали и жили здесь, многие из них сбавили бы спесь. Кстати, с какай скоростью с Англии смылся бы благополучия грим, уйди от её берегов Гольфстрим? Мороз – это природный агрессор. После его вторжений обитаемая полезная площадь сокращается до площади отапливаемых помещений. И у нас, по привычке, нет возмущений, как и статистики про то, что после наступления сибирских холодов полезная площадь Сибири много меньше Британских островов. Много меньше – означает для Иркутской области, что коэффициент морозной метаморфозы равен тремстам на зимний срок, пока свирепствуют морозы. Правда и на остальной срок он не меньше ста, из-за отсутствия дорог. Но наши вожди, обозревая шестую часть суши, десятилетиями бубнили нам, как попугаи, – доверьтесь науке и поднатужьтесь. И убедитесь вскоре, что Америку мы догоняем. А ученые мужи копят звания и не скажут никогда, что бессмысленны, как догонялки эти, так и их сроки. Как соревнование карася и сороки. По другой привычке – повторять слова вождей, мы никогда не говорим, что дороги и электрификация – это Гольфстрим для русской нации. Кстати, из опыта Братска видно, что если властители не будут умом убоги, сибирское электричество породит и дороги. Только вот сомнение, – а вдруг дорог достаточно уже в случае исчезновения преград и межей на пути международных грабежей?
Удивительно все в мироздании и строении вещества. Сколько общего имеется у Земли и у живого существа! Неустойчивый поверхностный слой грунта мороз скует, и по почве, по естественной, в карьер техника идёт. Точно также разрешается политический вопрос, когда людей поверхностных вдруг скуёт политмороз… Меня особенно поражает влияние мороза на скорость перехода от одной грани человеческого бытия к другой его грани, соседке небытия. Когда ты вышел из тепла, и путь к теплу не долог, вокруг тебя сияющая красота, и чепуха мороз под сорок. Сверкая алмазами и серебром, радуя тоннами голубой и белой краски, тайга в трескучий мороз становится царством сказки. Колонны, лабиринты, гроты, галереи и арки заманивают внутрь, обещая подарки. Сугробы, снег на ветвях образуют чудные скульптуры. Вероятно, не появился ещё художник – певец таёжно-снежной-ледяной натуры. А если тяжким станет путь к теплу среди зимы, тотчас ты раб и пленник холода и тьмы – охранников надёжных власти и тюрьмы. Значит, рабство в Сибири стало исчезать только после Великой Отечественной войны. Когда от страха перед замерзанием освободилась голова, и дух твой полон мощи, освободиться от других нерадостных забот гораздо проще… Правящие умы нередко деградируют в живые мозговые консервы. Тогда не осознают они, как от их вреда крепнет сибирский мороз, как гробит он человеческие мышцы и нервы. Наглое загрязнение Ангары и атмосферы говорит о том, что на орбитах вокруг ядер власти чаще вращаются нахрапистые, чем инженеры. Слишком разобщены те, кто рождает мысли умственными потугами, и потому ближе к власти те, кто скован взаимными услугами. Нахрапистым проще валять дурака или пьяного завхоза, не зная будто, что в Приангарье природа девять месяцев в году зависит от мороза. По какому человеческому праву к гнету мороза разрешается добавлять еще и отраву? Счастье политиков заключается в получении выгод от причиняемого ими вреда? Если да, то сибирского счастья не может быть никогда. Тогда самое продолжительное счастье, а оно чаще всего от сумасбродства, пропорционально стоимости импортных товаров, годных для удушения собственного производства. Счастье такого рода – не для простого народа. Кстати, если считать власть разновидностью наркотического влечения, то ответ властителя на заданный вопрос не имеет практического значения.
